Далее пойдет моя история практически от А до Я. Не думаю, что кому-то это будет интересно, так как у каждого она была такая, но пишу, ибо просто хочу. Строго прошу не судить.
Сентябрь 2014 тогда вообще тяжелый был с самого начала, но к середине месяца все как-то начало разруливаться. После недельной передышки появилась ОНА, та, которая сейчас заставляет меня морщиться и хотеть забиться в уголок, если появляется в моем "где не надо". Примерно неделю я ходила переменно держась за поясницу и живот, но внутренний голос вопил, чтобы я шла к врачу, хотя до этого делала я это крайне неохотно: иголками тыкают, пилюли горькие выписывают - фу, САМО ПРОЙДЕТ. И вот солнечным субботним утром 27 сентября я услышала, что в животе у меня
Утром следующего дня я оказалась у онколога. Посмотрели, порыдала. Так началась череда дней перед операцией. Ничем не примечательных, когда я почитала, порыдала, радовалась похудению, обследовалась. Помню нового врача, которая была похожа на зубную фею, огромное количество новых слов и ощущений. На самом деле, мне это все даже чем-то нравилось. Все было в диковинку. Таким образом я жила до 20 октября.
Утром 20 мы с папой оказались в петрова. Сев в палату, я ощутила какую-то опустошенность и неизбежность. Появилось неприятное ощущение вакуума. В палате лежали 2 женщины: обе спали, рядом капельницы. Когда папа пошел за печенюшками мне, я позволила себе дать слабинку: переодевалась в больничное и хныкала, как маленькая. Тут и появилась первая женщина, которая оказалась той самой соломинкой, вытащившей меня из болота. Звали ее Светлана. Проговорили мы с ней до самого вечера. Потом она надела парик, улыбнулась, пожелала удачи и ушла. Не думаю, что она здесь есть, но я хочу сказать спасибо. Я еще не раз вспоминала все, что Вы мне говорили и не раз себя этим успокаивала.
Помню анастезиолога, которая сказала, что не любит, когда плачут в операционной, поэтому я твердо решила не плакать в операционной. Помню, что довела вместо этого медсестру до слез, рассказав все случившееся со мной в последние пару месяцев. Впервые убедилась, что врачи действительно пропускают все истории сквозь себя. Непосредственно на столе я решила рассказать анастезиологу, что не плакала. Увидев рядом с веной шприц, от которого мне, по рассказам моего морфея, должно было стать совсем круто, я обрадовалась. Последняя мысль , пронесшаяся в голове, была: "Сейчас мне будет хорошо."
Проснулась я с некой долей удивления и жажды, о которых я и хотела сообщить телам, ползающим в световой полоске поста, но как-то у меня это не вышло. "Ладно, - подумала я,- если уж я разучилась говорить, папка меня научит, но мычать я уметь должна." Попытки помычать оказались безуспешны, поэтому я решила посылать мысленные сигналы и размахивать рукой. Видимо, устав от тщетности происходящего, я решила вздремнуть. В следующий раз я увидела над собой какую-то делегацию во главе с хирургом и, убедившись, что разговаривать я снова умею, спросила вот тайм из ит и много ли у меня там органов осталось. На что он хитро улыбнулся и сказал, что часть еще есть. Это была одна из самых радостных вестей, которую я когда-либо получала. Когда мне разрешили попить, я вообще была самым счастливым человеком. Весь остаток времени, я спала, смотрела в темный световой люк и пыталась силой мысли менять показатели пульса на мониторе. В общем, все было нормально. Утром ко мне пришли медсестры, переложили на каталку и снова повезли в космос. В один момент череда полосок на потолке сменилась улыбающимся лицом папы - и я поняла, что все будет нормально.
После связи с внешним миром и успокоения взволнованных, я увидела первое за пять лет обоюдного забвения сообщение от моей первой детской безответной. Именно в день операции, именно в то самое время. Даже для меня, сурового технаря и практика, это было уже слишком. Уже через неделю мы пошли в парк кормить уток.
Вся эта полоса чудес кончилась, когда еще через неделю я оказалась на похоронах. Еще через несколько дней получила гистологию и совсем приуныла: карциносаркома, все тлен и 30 месяцев выживаемости - очень все радостно и радужно в 20 лет. И вот 11 ноября по моим венам разлилась
Первые числа мая. Помню, результаты маркеров очень долго не могла забрать, но 4 мая, наконец, решила это сделать. Радостно получив свой обычный маркер, я пошла праздновать все это дело ведерком мороженого, но уже вечером, в теплой ванне, я встретилась со своей старой знакомой, которая вынудила меня побежать на контроль раньше срока, а там меня уже ждал небольшой сюрприз. Самое смешное, что диагностировались у меня оба раза в день пар у одного и того же преподавателя, но на этот раз я поехала к нему, а сразу к дядьке-хирургу. Бла-бла-бла, вся история повторяется, но уже без налета всей этой сказочности и легкости героизма. Врачи смотрят скорбно-скорбно, а не скорбно-обнадеживающе; в реанимации не световой люк, а просьбы обезболить;не гулять в парке через неделю, а валяться с 39. Прозаичнеее все как-то прошло. В середине июня пришлось уйти в академический. Химия теперь - это не борьба, а "вот бы сегодня кровь плохая была". После конца лечения не все чисто, а подозрительные узлы. Иными слова, на сей раз онкология стала не каким-то странно-интересным опытом, а тем разочарованием и ненавистным захватчиком, которым она, видимо, и должна быть.
Пока я писала этот пост, с контроля прошла уже пара недель. Сегодня я неожиданно проснулась с той знакомой болью в низу живота, но вместо паники была чашка чая и посылание всей этой онкологии к черту, так как эта история подошла к концу.
Community Info